БДТ для начала раскрыл окна

23 декабря 2013, 07:52

Версия для печати

Tweet

Закончился реставрационный этап работ в историческом здании БДТ им. Г.А.Товстоногова на Фонтанке, 65. Содраны многослойные покрытия советского периода, в результате чего количество окон увеличилось втрое, восстановлены исторические полы, лепнина, двери. Главный художник театра Эдуард Степанович Кочергин, легендарный соавтор Товстоногова, согласился провести корреспондента «Фонтанки» по обновленным интерьерам.

БДТ на протяжении всей второй половины прошлого века был одним из самых любимых ленинградцами-петербуржцами театров. Он – из тех театров, куда возвращались многократно на одни и те же спектакли, куда вели детей-школьников и гостей – не только провинциалов, но и москвичей: Эрмитаж, Летний сад, Петропавловка, а вечером – непременно БДТ. И никто не стремился сразу попасть в зал – до спектакля прогуливались в роскошном греческом зале, изучали портреты мастеров, фотографии из знаменитых на весь мир спектаклей в здешнем музее, в антракте отправлялись в театральный буфет – самый просторный в городе. И тогда все это казалось завораживающе прекрасным. И страстные лица на актеров на фото – настолько выразительные, что дыхание учащалось при взгляде на них. И интерьеры – казалось, со времен Горького и Блока тут мало что изменилось. Однако выясняется, что слишком многое было замазано, закрыто, затянуто – и прежде всего, окна. А они, оказывается, были везде: и в том самом Греческом фойе, и на малой сцене, и даже в гардеробе малой сцены. И театр словно бы задышал, распахнулся навстречу будущим зрителям, оставляя истории чопорную герметичность – в полном соответствии с новой художественной программой нового руководителя Андрея Могучего.

Однако до поры до времени главным в этом здании остается человек, который, будучи великим мастером, обладает острым чувством современности и пониманием того, как должен быть устроен сегодняшний театр. Главный художник БДТ Эдуард Кочергин, только что отметивший 50-летие творческой деятельности, – безусловный авторитет для строителей и реставраторов. И прежде всего – для зам.директора «Северо-Западной дирекции по строительству, реконструкции и реставрации» Виктора Петришина. Втроем мы входим в БДТ через главный вход. Перемены бросаются в глаза уже в фойе. Их заметит всякий театрал – завсегдатай Большой драмы. На потолке – росписи: растительный орнамент на нежно-бежевом фоне, которого раньше не было. Петришин говорит, что фотографии этого орнамента обнаружились в личном архиве Эдуарда Кочергина, и вопроса, восстанавливать их или нет, ни у кого не возникло. Сам Кочергин рассказывает, что окна касс, возможно, покажутся не такими большими, как раньше, но это историческая расстекловка. А информацию можно будет размещать не только в этих окнах, а еще и на плазменных панелях, которые будут установлены при входах в гардеробы.

Гардеробов как таковых пока нет, но и здесь реставраторам нашлось, чем заняться. Виктор Петришин рассказывает, что под бетонными перекрытиями советского периода на потолке правого гардероба обнаружились так называемые «сводики Монье» - и теперь потолок не давит, а напоминает тканевую драпировку: создается ощущение какой-то театральной легкости. Для сравнения можно посетить левый гардероб - там сводики не сохранились совсем, и было принято решение оставить прямые потолки.

Греческое фойе

Особенно доволен Кочергин реставрацией Греческого фойе: «Там перекрытия все сделали заново, потому что старые балки сгнили. Огромная работа ими проделана, – кивает художник в сторону Петришина. - Теперь мы имеем крепкое, хорошее помещение. Но самое интересное - что окна открыли под потолком с обеих сторон, и зал стал сразу легче смотреться. С одной стороны окна выходят на малую сцену, и если режиссеру понадобится, он сможет открыть окна в Греческое фойе. Единственное вот люстру надо ниже опустить». Последнее замечание адресовано Петришину, который объясняет, что люстры таким образом повешены временно, поскольку в зале уже сейчас проходят мероприятия. А люстры еще надо задрапировать и тогда уже опускать. «Ну, со мной только опускайте», - говорит Кочергин. И по реакции «главного по строительству» ясно, что без Эдуарда Степановича тут вообще ничего не решается. Но мастер протестует: «Да что вы, я тут не руковожу, я – капризничаю». И принимается рассказывать про удивительное совпадение: нынешними реставраторами руководил сын того реставратора, который в 1982 году обновлял здесь росписи. И еще про то – что холст над парадной лестницей пришлось аккуратно демонтировать и реставрировать. Теперь он возвращен на место и впечатляет сочностью красок.

Еще мои проводники рассказывают, что в Греческой фойе сейчас собрана вся историческая мебель, что сохранилась в театре. «Вон те полукресла в стиле «модерн» я перенес отсюда на малую сцену и этим сохранил», - поясняет Кочергин.

…А люстры в фойе, как выясняется, опустят более, чем на два метра – так было при Горьком чей монумент, в отличие от бюста Блока из Греческого фойе, не покидал своего места в одной из ниш над парадной лестницей.

Из Греческого фойе отправляемся в музей. Кочергин рассказывает, что концепцию музейных пространств разрабатывал его ученик, известный художник Михаил Бархин. В первом зале, который станет «Залом Товстоногова» тоже много нового. Во-первых – целая стена окон, которые прежде были заделаны.

Во-вторых, под несколькими слоями линолеума и ковролина обнаружена историческая плитка 1900-х годов, которая, как с особой гордостью рапортует Петришин, реставрировалась без демонтажа, на месте».

В-третьих, камин – он тоже был закрыт. Здесь выставят фотографии, макеты, костюмы, реквизит из спектаклей Товстоногова – гораздо больше экспонатов, чем прежде.

В историческом зале – таком же большом – представят все, что сохранилось с 1919 года до прихода в театр Товстоногова в 1956-м. А сохранилось многое, даже эскизы Петрова-Водкина.

Между этими помещениями в небольшой комнатке разместится медиазал. Спектакли современного репертуара будут экспонироваться по стенам фойе и театрального ресторана. Того самого, просторного. Он теперь и вовсе стал похож на бальный зал.

Отправляемся туда. «Тут тоже открыли окна», - говорит Кочергин. Действительно, окна прежде всего полностью меняют облик помещения. Петришин напоминает: «А вы помните, что и потолки тут были подшиты офисными панелями «Армстронг», под ними прятали то, с чем не могли справиться. Так вот: деревянные перекрытия пришлось демонтировать – они сгнили. А под ними обнаружилась замечательная лепнина, которая по решению реставрационного совета воссоздана в полном объеме».

Между тем, Эдуард Кочергин уже отражается в огромном зеркале у нас за спиной: «Это зеркало так давно в театре, что никто уже не может сказать, как его внесли. Оно будет окантовано, как окна».

«А теперь посмотрите на верхний край зеркала», - говорят мне. Смотрю. Полное ощущение, что зеркало криво висит – но это же невероятно. На самом деле зеркало висит прямо, просела фасадная стена. «Но Эдуард Степанович задрапирует так, что видно ничего не будет», - с полной уверенностью говорит Петришин, в который раз уже глядя на Кочергина как на мага. Потому что Кочергин и есть маг, и этом не сомневается ни один видевший его спектакли.

Интересуюсь, не будет ли фасад проседать дальше, вспоминая о той известной трещине, которой интересовалось даже первое лицо государства, отдавшее в итоге распоряжение о капитальном ремонте. И тогда мне предлагают пройти на малую сцену. По дороге замечаю роскошные двери Греческого фойе. «Да, - подтверждает Кочергин, - двери тоже воссозданы - они тоже были замазаны одной краской». Все-таки удивительное невнимание к изящным деталям и уникальной, штучной красоте проявляла советская эпоха. Законы усредненности требовали тотального соответствия. Зато в иных местах появлялась нелепейшая роскошь. Тот же Кочергин рассказывал, что пол гардероба в советские времена вдруг выложили мрамором. «А он-то стирается за год», - рассмеялся мастер.

По лестницам, еще не отмытым от въедливой строительной пыли, поднимаемся на малую сцену. Здесь ремонт еще идет полным ходом. Зато раздетые до кирпича стены действительно демонстрируют все типы укреплений, предпринятых в процессе реконструкции. «Видите эти точки? – спрашивает Петришин. – Это усиление стен. Раствор вкладки настолько обветшал, что его необходимо восполнить, так что специально просверливались отверстия и туда закачивался раствор для укрепления кирпичной кладки.

И в таком ужасающем состоянии был весь театр. Так что было принято решение еще и все стены, все проемы и все пилоны взять вот в такие металлические бандажи. Весь театр одет в бандаж, так что просадки минимизированы».

«Также мы ничего не знали о присутствии архитектурных форм в этом зале, - продолжает Петришин, указывая на арочный рельеф в стене, - но по желанию Эдуарда Степановича и Андрея Могучего принято решение их отреставрировать. Кочергин поясняет, что все помещение должно одеться в ширмы, которые будут поворачиваться на петлях: «Если режиссеру нужно открыть целиком эти арки, или часть, он может это сделать. Также он сможет установить стулья вдоль и поперек – как угодно». А еще, рассказывают мне, есть идея и пожелание нового худрука демонтировать эту конструкцию – и Кочергин показывает на потолок: «На театре самое главное – высота. А тут из-за этих перекрытий, спроектированных безграмотно, съедено три метра».

Нового художественного руководителя Эдуард Кочергин упоминает постоянно, иногда даже в такой форме: «Начальник захотел - пожалуйста». И не потому, что театр – монархия, и начальник в нем – один. Кочергин с его военным детством, проведенным в детприемниках-распределителях (эвакуированный из осажденного Ленинграда, он всю войну пытался вернуться назад, к матери), может научить свободе и независимости кого угодно. Но живет в нем основательное понимание законов театра, ключевой из которых: театр не может существовать без режиссера, все в театре должно быть подчинено творческой режиссерской воле – только при этом условии театральный организм будет здоров.

Я решаюсь рассказать Кочергину, что по городу ходят слухи, будто он ушел из БДТ. Кочергин машет рукой: «Ну так значит кому-то выгодно так говорить. Я – главный художник. И с Андреем Могучим мы поспорили пока только одни раз – по поводу концепции музея. Он хотел, чтобы было больше медийное решение музейного пространства - чтобы эскизы не висели они по стенам, а их показывал компьютер, и только кабинет Товстоногова хотел оставить как есть. Но я ему объяснил, что люди этого не поймут и будут на него же катить бочку, - и он согласился».

По дороге к променаду четвертного этажа выяснятся, что в театре появился лифт для инвалидов. Сам променад тоже изменился, как вы уже догадались, за счет открытых окон, но не только. Еще и благодаря светильникам, по стилю максимально соответствующих все тому же «модерну». А еще маленькое круглое окошко совершенно неожиданно обнаружилось в гардеробе малой сцены. И откуда оно только там взялось?

Конечный пункт нашей экскурсии – исторические гримерки. Но прежде мы осматриваем новые гримерные столики, которые войдут в историю хотя бы только потому, что их глубину утверждала народная артистка СССР Алиса Бруновна Фрейндлих. Актеры-мужчины решили, что женщинам нужна большая столешница, а насколько большая пусть определит великая актриса БДТ. Так что Фрейндлих сказала слово, и только после этого на столешнице появились подписи Кочергина, Петришина и других ответственных лиц.

Знаменитая девятая гримерка Басилашвили и Юрского с автографами на потолке теперь тоже полностью отреставрирована. На сводах расписались маршал Жуков, клоун Никулин, Марк Шагал и сотни других знаменитостей.

Кочергин рассказывает, что сам был свидетелем того, как Шагал смотрел в БДТ почему-то только один акт «Ревизора».

Забавно, что задолго до того, как стать худруком БДТ, Могучий тоже расписался на одном из сводов – когда Олег Басилашвили пригласил его поучаствовать в авторской программе, которая так и называлась: «С потолка». Реставрационной комиссией было принято решение всё в этой гримерке сохранить в историческом виде - и умывальник, и плитку, и внутренние оконные рамы, и двери – всё, как было.

На этом же этаже есть еще одна замечательная гримерка, о которой «Фонтанка» уже писала – та, где в потолок вставлены акустические горшки. Эдуард Кочергин предполагает, что в этом пространстве распевались оперные певцы, еще до революции, до того, как это здание было превращено в Большой драматический театр. Горшки были обнаружены под слоями штукатурки, и в некоторых местах эту штукатурку накладывать не будут – так что исторические «горшки» сможет увидеть каждый во время экскурсий по закулисью БДТ, которые снова после открытия здания станет проводить старожил театра Ирина Николаевна Шимбаревич.

Итак, в историческом здании БДТ обновлено на данный момент почти всё, кроме сцены, из-за которой открытие театра было перенесено на май, конкретно – на День города. «Старую сцену пока не пилят, - сказал Кочергин. – Но проект новой сцены мы с Андреем обсуждали, я его видел. Проект хороший. Это будет сцена с разборным планшетом и подъемниками, которые будут перемещаться так, как надо режиссеру».

- А вам интересно было бы на такой сцене поработать?

- Конечно. Хотя на подобной сцене я уже работал, в театре у Льва Додина. Свобода полная, делай что хочешь. А у нас еще и кольцо будет накладное.

- Я было просила Андрея мне обновленный БДТ показать, но от отправил к вам. Так и сказал: всё к Эдуарду Степановичу, он тут главный.

- Ну, у нас тут пока всё поучается. Даже портьеры уже шьются. А вот занавес будем в последний момент шить, чтобы не запачкать. Теперь главное - чтобы у Андрея получился спектакль. Дай бог ему удачи.

Жанна Зарецкая, «Фонтанка.ру»