«Гольциус и Пеликанья компания»: Господа, это же кровь!

23 сентября 2013, 17:13
Версия для печати Версия для печати

В середине девяностых годов прошлого века выход этого фильма стал бы сенсацией, а сейчас он рискует пройти вовсе незамеченным. Это означает всего лишь, что изменилась мода, - но никак не режиссерские принципы Питера Гринуэя. Четверть века, отделяющая международные триумфы Гринуэя от международного же умолчания, - право, совершеннейшая чепуха для художника, который виртуозно оперирует гигантскими культурными пластами, в XVI-XVIII веках чувствует себя как дома и одновременно занимается самыми актуальными формами видеоарта, увлечен и голландской живописью, и 3D-технологией, а всю существующую действительность норовит – и небезуспешно - занести в разделы очередного каталога.

В этом смысле между восторженной толпой «записных постмодернистов», заполнившей некогда питерский кинотеатр «Колизей», чтобы поглазеть на гринуэевского «Дитя Макона», и горсткой случайных зрителей на сегодняшних просмотрах «Гольциуса» нет большой разницы – это не более чем информация на соседних карточках. Уже нет и того «Колизея», а расчисленный культурный универсум Питера Гринуэя, гармоничная, строго упорядоченная вселенная его художественных образов, где каждый артефакт, миф, шедевр или жизненное явление есть средоточие перекрестных ссылок, существует, не зная убыли и тлена. Глубоко равнодушная к печальной участи любых Колизеев.

«Гольциус и Пеликанья компания» - это излюбленное гринуэевское эстетическое уравнение, связывающее воедино искусство, секс, насилие и смерть, решенное к тому же классическим для режиссера способом. Все начинается произведением искусства. И неизбежно заканчивается трупом. «Но выходит, что жизнь – всего лишь «пьеса с музыкой»?!» - говорилось в гринуэевском фильме. И следовал неумолимый ответ: «Принц, будьте благодарны за музыку!»

 

официальный трейлер фильма с сайта youtube

Итак, дана некая художественная задача (написать серию пейзажей поместья или «Ночной дозор», к примеру, как в предыдущих гринуэевских опусах о «рисовальщиках») – в данном случае надо напечатать Ветхий завет и «Метаморфозы» Овидия. Книги, в которых иллюстрации (гравюры Хендрика Гольциуса, голландского художника XVI-XVII века) были бы не менее важны, чем текст. Это настоящий вызов существующим канонам издательского ремесла – во-первых, с точки зрения технологии -нужны особые дорогостоящие печатные станки, а во-вторых, с точки зрения общественной морали - сюжеты из Библии намеренно выбраны весьма фривольные (Гринуэй коварно пугал легковерных идиотов тем, что снимает «настоящую порнографию»).

Находится Заказчик (опасно недооцененная фигура в пасьянсе режиссера) – по обыкновению доверчивый, щедрый, поначалу дружелюбный или, как в этом фильме, – просвещенный. Маркиз Эльзаса (его играет Ф. Мюррей Абрахам) мнит себя либертеном, содержит двор черных слуг (некоторые просто выкрашены краской), с самым ироническим выражением лица испражняется на глазах изумленной публики (таков уж незыблемый ритуал, заведенный кем-то из благородных предков маркиза) и быстро схватывает идею «грязных книжонок». Для того чтобы Его сиятельство высочайше соизволил профинансировать недешевую затею, нужен сущий пустяк – грамотная презентация проекта, как сейчас бы сказали. Гольциус и его Пеликанья компания (сотрудники, родственники, печатники, их жены и любовницы) берутся организовать шесть незабываемых вечеров, где на подмостках домашнего театра ими будут разыграны известные сцены из Библии, соответствующие разным сексуальным табу. Вуайеризм, инцест, педофилия, адюльтер, проституция и некрофилия предстанут в виде вольных моралите, где в качестве персонажей участвуют Адам и Ева, Лот с дочерьми, Давид и Вирсавия, Самсон и Далила, Иосиф и супруга Потифара, Саломея и Ирод.

Занятно, что вуайеризм, имманентный профессиональный грех кинематографа, рифмуется здесь с первородным грехом: «Что здесь делают эти зрители?» - спрашивает Гольциус (Рамси Наср) с экрана, кивая на публику, заполнившую кресла в доме маркиза. «А что вы сами тут делаете?» - продолжает он, обращаясь уже непосредственно к зрителям фильма. Сам же Питер Гринуэй делает то же, что всегда: претворяет одни виды образов в другие. Если Хендрик Гольциус «превращает слова в картинки» (иллюстрируя текст в книге), а сами иллюстрации (с привлечением обильного «наглядного материала» классической живописи) – в театральное представление, то Гринуэй продолжает эту «алхимическую» серию опытов, делая спектакль материалом для кинематографа, а получившийся кадр, изумляющий своей красотой, благодаря точному визуальному соответствию шедеврам старых мастеров, - в объект для разнообразных компьютерных манипуляций (всплывающие «окна» и буквы, мультиэкран, световые эффекты). Что в свою очередь вызывает весьма саркастичный устный комментарий со стороны «первоначального» автора – Гольциуса. На этом поступательном пути – от слова к слову – образ приобретает такой культурный и эмоциональный объем, который никакому 3D и не снился.

Но уравнение далеко не закончено. Где-то на стадии воплощения (буквально – когда двумерная картина становится трехмерной, облекаясь человеческой плотью, то бишь, когда полотно художника оживает театральной мизансценой) – случается неизбежное: живое рискует стать «еще более живым». Актера так и норовят «выцарапать» из-под маски. Хрупкое лицедейство обречено: всемогущий Зритель (маркиз в данном случае) дает себе волю, и, отбросив к дьяволу всякую художественную сублимацию, обращает объект искусства в объект неукротимого вожделения. Возможно, это и означает «непосредственное восприятие». Просто доведенное до логического конца. С оскорбленными чувствами верующих (а среди гостей маркиза есть и христианские священники, и иудейские раввины – и все они, натурально, оскорблены) компания художников еще бы разобралась – но с тупым зверством развращенного правителя им не совладать. Ретивые цензоры «всего лишь» спешат упрятать драматурга в клетку – а вот маркиз, дебютировавший на сцене в обличии Ирода, дабы увидеть танец соблазнившей его Саломеи, не понарошку, а взаправду приказывает отрубить голову актеру, играющему Крестителя. И вот только после того, как настоящая человеческая кровь поглощает и живописный кармин, и театральный «клюквенный сок», Гольциус и Пеликанья компания (те, кто выжил, конечно) получают свои деньги на издание книги.

Равновесие восстановлено, уравнение решено, «благодарность за музыку» - бесконечна.

Лилия Шитенбург, «Фонтанка.ру»
 

«Он жил как рок-звезда, он ушел точно так же». В Мариинском театре простились с Владимиром Шкляровым

Белые цветы — букеты лизиантусов, роз, лилий — держали в руках зрители, выстроившись в очередь у входа в исторической здание Мариинского театра, где утром 21 ноября прощались с его погибшим премьером Владимиром Шкляровым. Мимо проносили большие венки — от семей, организаций… Задолго до назначенного часа прощания очередь доросла до ближайшего светофора — в основном, стояли женщины, молодые и постарше, кто-то даже с коляской. Сбоку у входа переминался с ноги на ногу мужчина в спортивном костюме с белой корзиной белых роз и лентой, на которой виделись слова «Дорогому Владимиру… красивому человеку…».

Статьи

>